Анатолий Афанасьев - Мелодия на два голоса [сборник]

— Я вам помогу? — нерешительно предложил Федор. Женщина шарахнулась от него, как от насильника. Он Увидел серое, тусклое лицо и глаза, полные мольбы.

— Да вы не бойтесь. Это мальчишки бесятся. Давайте я посмотрю, что тут у вас стряслось!

Она отдала ему туфлю безропотно. Каблук покосился, и гвоздики насмешливо щерились из подошвы. Федор пару раз пришлепнул ладонью, и каблук вернулся на место.

— До дома доберетесь, — улыбнулся он женщине. — Но вообще-то в мастерскую надо.

Женщина влезла в туфлю, опираясь на подставленную им руку. В беседке притихли. Зрелище было необычное, и его трудно было сразу переварить.

— Спасибо! — Женщина оглядела его внимательно. — Напрасно вы думаете, что я испугалась. Просто, понимаете, хамство так действует, как кипятком ошпарят из-за угла… А ведь совсем еще дети.

— Бывает, — ответил Федор. Он пошел в беседку. Там компания затаилась в смутном предчувствии. Про Федора были слухи, что он уж две недели как чокнулся, а теперь, видать, вовсе офонарел.

— Ну что, ребятки, потешились? — спросил Федор, входя в круг. — Пуганули мамашу?

Он старался зацепить хоть чей-нибудь взгляд, но пацаны блудливо отводили глаза. Один Петюня глядел открыто и дружелюбно.

— А что, забавно бабка шейк сбацала, — сказал Петюня. — В кино не надо ходить.

Федор наотмашь, с упора врезал по скуле весельчака. Петюня от удивления замешкался. Федор поэтому успел еще разок махнуть, целя противнику в челюсть. Но тут Петюня опомнился, гибко отклонился и с хряканьем ударил. Перед Фединым взором мгновенно поднялись зеленобагровые столбы, и он покатился в угол беседки. Выпрыгнул оттуда, выбросив вперед ногу. Он был далеко не новичок в уличных потасовках и плевать хотел на разницу в весе. Они колошматили друг друга от души еще минут пять. Наконец Федор утих в том самом углу, куда отлетел после первого удара. Ему тут покойно было лежать, подогнув ноги к животу, в полузабытьи. Ребята, один за другим, потихоньку, точно боясь его потревожить, покинули беседку. Петюня остался ждать, пока он очухается, чтобы проводить домой.

Несколько дней Федор не ходил в аптеку и понял, что, хотя и останется навеки несчастным, сможет себя переломить и больше унижаться перед девушкой не будет.

— Тебе, Федя, все же в самый раз к доктору сходить бы, — советовал Петюня. — В тебе на фоне любви могут произойти необратимые изменения. Я смотрел по телику передачу, там показывали одного шизика, вроде тебя. Он сначала нормальным считался и жил, как все, скромно и незаметно. Вкалывал там где-то, детишкам гостинцы носил. А однажды вечером вышел на балкон вроде покурить и сиганул с шестого этажа. Обрати внимание, остался цел и невредим. Потому что был под банкой.

— А-а, — отмахнулся Федор. — Это ты «Беседы об алкоголизме» смотрел. Я-то тут при чем?

— При том, старина, что алкашом необязательно быть, чтобы свихнуться. Твоя аптекарша…

— Заткнись!

Петюня послушно умолкал. Он был предельно чутким к занедужившему товарищу, поэтому старался держаться от него на расстоянии. В комнате демонстративно садился в дальний угол, а когда шли по улице, соблюдал дистанцию. Федора это смешило.

— Ты что, действительно думаешь, что я рехнутый?

— А как же, Федя, а как же! Почему ты тогда в беседке на меня напал из засады? Потому что был в состоянии аффекта.

Федор избегал родителей, нарочно задерживался после работы, чтобы ужинать одному. Никого не хотелось видеть. Мать со своими «охами» и «ахами» его раздражала. Про отца и говорить нечего. Тот преследовал его «добрыми советами» времен покорения Крыма. Ночами Федор спал скверно. В снах бесконечно за кем-то гнался или его кто-то преследовал, но он не видел ни одного отчетливого лица. Темные были сны, изматывающие похуже бессонницы. Как если постоянно смотреть телевизор с помехами. Густая, безликая пелена, похожая на плотную штору, из ночных сновидений перемещалась в явь, не исчезала с утренним пробуждением. Федор теперь и среди бела дня плохо улавливал очертания улиц и даже знакомых людей не всегда узнавал. Он выходил из подъезда и напрочь забывал, куда и зачем направлялся. Иногда выпадало из памяти, что с ним происходило час или два назад. «Может, я и правда болен? — без страха и любопытства думал он. — Только вряд ли от этой болезни есть лекарства».

Как-то раз Федор долго шатался по пустынным вечерним улицам с единственной целью убить время и дождаться, пока родители улягутся спать. Вечер выдался свежий, сизоватый, с тягучими предосенними запахами. Он шел, глядя перед собой незрячими глазами, ни о чем не думал, Дремал на ходу. Возле кинотеатра «Салют» чуть не наткнулся на Анюту. Она сосредоточенно изучала доску с рекламой. В кожаной куртке и джинсах, с распущенными по плечам волосами, она выглядела, как все кинозвезды мира, если их собрать в одну. Федор, стряхивая под ноги чугунную оторопь, приблизился и стал рядом.

— Привет! — поздоровался он. — Ждешь друга сердца?

Она не удивилась его появлению.

— Привет! И что дальше?

— Ничего. Я мог бы вместе с тобой подождать. Или это ему не понравится?

Анюта поправила шарфик, скосила глаза на проходящего мимо милиционера.

— Ты за мной следишь?

— Нет, я случайно… честное слово!

— А почему ты больше не заходишь в аптеку?

Она говорила с ним строго, но не раздраженно, как опытный педагог с трудным подростком.

— Надоело унижаться. Очень больно, когда над тобой смеются. Подожди, полюбишь — сама поймешь.

— Только не строй, пожалуйста, из себя Желткова!

— Какого Желткова?

Анюта засмеялась, расцвел в полумраке алый розовый куст.

— Вы Куприна в школе проходили?

— Не помню. А, это «Гранатовый браслет»? Там — Желтков? Я фильм смотрел. Ничего фильмец, только скучный.

— А ты мог бы лишить себя жизни во имя любви?

— Нет! — грустно ответил Федор. — Не мог бы. Да и какой смысл. Ничего этим не добьешься.

Она медленно пошла в сторону центра, он — следом.

— Ты что, Анюта, решила не дожидаться?

— Не твое дело.

«Неужели, — подумал он недоверчиво, — неужели нашелся кто-то, кто мог ее обмануть и не прийти к ней на свидание. Вот бы посмотреть на этого человека, полюбоваться им». Он чуть не попросил Анюту обождать еще немного.

— Если хочешь, я опять буду приходить в аптеку. Если вам охота посмеяться. Смех, я читал, очень полезен для здоровья.

— Да уж с тобой посмеешься!

— А чего? Я веселый парень. Анекдотов много знаю. Правда, теперь немного поскучнел. Я и сам заметил. Сходил тут в киношку на кинокомедию. Хорошая кинокомедия, смешная, про деревенскую бабу. Все вокруг хохочут, со стульев падают, а я не могу понять, чего они так расходились. Там Мордюкова играет. Когда я влюбился, Анюта, мне стало не до шуток.

— Бедный мальчик!

— В тебя я не просто влюбился, я тобой заболел, как тифом.

— Ое-ей!

Так они шли по городу, болтая о любви. Федор хотя и пребывал в лунатическом состоянии, понимал, что упускает драгоценное время, которое не повторится. Он чувствовал, что должен сказать или сделать что-то необыкновенное, может быть, дерзкое, нелепое, но такое, что заставит ее услышать. Иначе через минуту Анюта спокойно попрощается, уйдет и больше не вспомнит о его существовании. Но что сделать? Пройтись колесом по асфальту? Закукарекать? Все пустое. Насильно мил не будешь.

— Осторожно, Анюта! Тут лужа! — сказал он дрогнувшим голосом, протягивая ей руку. Она резко повернула к Федору разгневанное, изумительных очертаний лицо. В расширенных глазах девушки на мгновение зловещим водопадом отразились фонари и звезды.

— Не кажется ли тебе, дружок, — язвительно начала она, — что ты ставишь меня в какое-то дурацкое положение. Мы с тобой не знакомы толком, а ты идешь и поминутно объясняешься в любви. Что я, по-твоему, должна делать? Скажи — что?! Я ведь обидеть тебя не хочу. Но и ты меня должен понять.

Федор не вынес дольше ослепительной близости божества, не вник в сказанные слова, ринулся вперед и неловко, потому что спешил, обнял ее и прижался наконец к ней губами. От неожиданности она замерла, и Федор успел ощутить волшебную гибкость ее тела, свежее, чистое дыхание.

— Ты этого и добивался? — спросила она.

— Не только этого.

— Чего еще?

— Я бы на тебе хотел жениться, Анюта!

Федор боялся, что она рассмеется от нелепости его предложения.

Стоял перед ней, как нашкодивший щенок, и ждал приговора.

— Мне пора, Федя. Вон мой дом. — Он с ужасом различил в ее голосе что-то похожее на зевок. — Всего тебе хорошего, Федя!

— А как же?..

— Ты насчет женитьбы? Знаешь, Федя, у всякой шутки должен быть предел.

— Для меня пределов нету! — уверил Федор.

Ом догнал ее возле подъезда.